( Продолжение )
Семей.10.07.”Semeyainasy” – Информационное агентство “Semeyainasy” продолжает публикации документального цикла “Нет ничего более важного в жизни ,чем знание своих истоков… – автора Любови Бароховской. Сегодня предлагаем читателям познакомиться с очередным отрезком времени в истории бывшего Советского государства.

«Страшная, зияющая яма, полная крови и растерзанных тел…» Так назвал писатель Борис Ширяев Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН) – крупнейший в СССР исправительно-трудовой лагерь на территории Соловецких островов, действовавший с 1920 по 1933 гг. Именно туда угодил мой отец, Бароховский Самуил Львович, который так же, как и большинство остальных заключенных, абсолютно не представлял, за что, собственно говоря, они сосланы.
… Датой основания монашеского поселения считают 1436 год – время появления на Соловках преподобного Зосимы. Историк В. О. Ключевский в статье, посвященной деятельности Соловецкого монастыря, рассказал историю поселения в начале 15 века иноков Савватия и Германа, а позднее Зосимы в суровой глуши, на острове, расположенном среди студеного моря, удаленном на два дня пути от обитаемой земли. «Монастырь скоплял средства, которыми помогал государству в трудные минуты: в царствование Алексея Михайловича, например, он (монастырь) выслал в Москву на жалованье ратным людям 41414 руб. и 200 золотых.»
По преданию, святитель Зосима наложил вечный пост на остров: «убоины всем тварям лесным не вкушать, а волкам, что не могут без горячей крови живыми быть, путь с острова указал…Волки послушались слова святителя, поседали весной на пловучие льдины и уплыли к дальнему Кемскому берегу. Выли, прощаясь с родным привольем.»
Но не так просто оказалось справиться с двуногими волками…В 1920 году на Соловки прибыла комиссия под руководством М. С. Кедрова, деятеля советских спецслужб. Соловецкий монастырь был ликвидирован, имущество реквизировано, последний его настоятель Вениамин и иеромонах Никифор сожжены заживо в лесной избушке… «Тихая монашеская обитель, прибежище веры и горстки мирных иноков с мозолистыми руками, обратилась в поприще насильников, содрогается от брани и залпов, сочится кровью и муками.»

Значительную часть заключенных составляли т. н. «политические» – духовенство, офицеры белого движения, эсеры, интеллигенция. Людей направляли туда не за преступления и провинности, а тех, кто представлял угрозу советскому режиму самим фактом своего существования. Какая угроза Советской власти могла исходить от моего отца, совсем молодого в те годы – ума не приложу.
Он особенно не распространялся на эту тему – времена не располагали к говорливости. Не жаловался на побои – били всех и постоянно, это было в порядке вещей. Но самое страшное, по словам отца, издевательство, изобретенное советскими «воспитателями» – когда на ужин кормили селедкой, закрывали в помещении на ключ и не давали всю ночь воды. Люди буквально лезли на стенку от мучений… Чтобы представить, что он перенес, обратимся к воспоминаниям бывших узников этого «полярного Освенцима», как его называли по свидетельству А. И. Солженицына.
Б. Ширяев в «Неугасимой лампаде» пишет: «Норма выработки: срубить, очистить от сучьев и вытащить на дорогу 10 деревьев в день…Невыполнение урока…влекло за собой задержку в лесу на морозе на несколько часов…Многие замерзали. …Летом за то же преступление ставили «на комарики»: привязывали голыми на ночь в лесу, где комаров, «гнуса», носились тучи.» Это было равносильно медленной мучительной смерти.
«Кормили беспрерывно и неизменно похлебкой из голов трески. Хлеба, очень плохого – полкило. Жиров не было совсем. Цинга и туберкулез развивались быстро…» Там была разработана эксклюзивная система умерщвления людей: арестантов связывали колючей проволокой спина к спине по двое и выбрасывали в море. Т.е. многие даже не успевали доплыть до места отбытия наказания и погибали в пути на баржах от Кеми до Соловков.
В лагере существовала практика наказания тяжкой, а главное – абсолютно бессмысленной работой. Сизифов труд по сравнению с измышлениями местных надзирателей – цветочки. Например, арестантов заставляли зимой на морском берегу, полураздетыми, «считать чаек», перекатывать с места на место многотонные валуны, перекладывать бревна. И вершина садизма – переносить воду по льду из одной проруби в другую, черпая ее пригоршнями. (Не забывайте, что действие происходит в районе, относящемуся к Крайнему Северу!) Борису Ширяеву вторит Олег Волков : «Заключенные черпали воду из одной проруби и бегом неслись вылить ее в другую…Часами, под лихую команду «Черпать досуха!» и щедрые зуботычины…» (документальная эпопея «Погружение во тьму» )
Когда было запланировано строительство Беломоро-Балтийского канала, решили использовать для этого уцелевших заключенных Соловецкого лагеря. В их числе оказался и мой отец. Именно здесь, согласно Историко-этимологическому толковому словарю преступного мира, появился термин «зэк», то есть «з/к» – «заключенный – каналоармеец».

Поэт Николай Клюев писал:
«То Беломорский смерть-канал,
Его Акимушка копал,
С Ветлуги Пров да тетка Фёкла.
Великороссия промокла
Под красным ливнем до костей
И слезы скрыла от людей,
От глаз чужих в глухие топи…»
Очевидцы вспоминают, что людей, которые падали от изнурительного труда и голода, надзиратели сбрасывали в бетон. Так что Беломорканал, как и практически все «великие стройки социализма», построен на человеческих костях…
Как же удалось выжить моему отцу в этой страшной мясорубке? Я думаю, что спасли его два фактора. Прежде всего – возраст. Погибали в первую очередь пожилые и больные люди. Он был молод, здоров и, как следствие, вынослив. Второй фактор – профессия. Напоминаю, что он успел до ареста закончить в Днепропетровске коммерческое училище и получить специальность бухгалтера. А бухгалтеры были востребованы всегда и везде, в любом государстве и при любом строе. Может быть, его использовали в качестве табельщика, учетчика или нормировщика. Именно эта работа спасла писателя Олега Волкова, проведшего в советских тюрьмах, лагерях и ссылках в общей сложности 27 лет. Да еще знание иностранных языков.
Это, конечно, мои догадки и предположения, но факт остается фактом – отец остался в живых. Следующий достоверный этап его биографии зафиксирован в военном билете: « Призван по мобилизации Столбищенским РВК Т. (Татарской) ССР 15. 9. 43 г. 911 б-н (батальон ) аэродромного обслуживания зам. начальника отдела П. ср. с.»

Я долго размышляла над этой скупой записью. Во-первых, почему его призвали только в 1943 году? Всех остальных моих родственников призывного возраста « поставили под ружье» в июне, в крайнем случае, в июле 1941 года. Ответ я нашла, читая в интернете статьи на тему «Поражение в правах». Отец рассказывал, что ему, как и другим репрессированным запрещалось жить в Москве и в ряде других крупных городов. Были и еще какие-то ограничения по мелочи. И главное – «пораженцев» не призывали в ряды Советской армии!
И вот я наткнулась на постановление Пленума Верховного суда СССР от 7. 01. 43 г. «О порядке досрочного снятия поражения в правах в отношении лиц, отбывших основную меру наказания и подлежащих по своему возрасту призыву или мобилизации» , в котором указано, что «в условиях военного времени было бы явно нецелесообразно лишать возможности выполнить свой воинский долг тех лиц, которые отбыли наказание за преступления, не представляющие общественной опасности, тем более, что, как правило, эти лица сами выражают желание отправиться на фронт и там загладить свою вину перед родиной.»
Полтора года кровопролитной войны понадобились, чтобы партийные чиновники одумались и приняли такое решение! А за это время погибли миллионы советских солдат и мирных жителей, сотни тысяч людей с оккупированной территории были угнаны в рабство в Германию, тысячи городов и сел нашей Родины были разрушены, сожжены…
Википедия отмечает, что к 1943 году ситуация для СССР стала приобретать катастрофический характер. В приказе № 227, названном в народе «Ни шагу назад!», И. Сталин признался, что с учетом территориальных потерь Советского Союза нацистская Германия стала обладать превосходством в людском и продовольственном потенциале. СССР оказался на краю гибели, отступать было некуда. Союзники не торопились с открытием Второго фронта. И тогда руководство страны наконец-то решило использовать «неприкосновенный запас» – миллионы собственных граждан, прошедших, в основном безвинно, крестный путь Гулага…
Итак, с датой призыва я разобралась. Теперь – место. Почему Столбищенский райвоенкомат, почему Татарская ССР? Опять же я вспомнила рассказ отца, что его родители, Бароховские Лев Яковлевич и Любовь Симоновна, во время Великой Отечественной войны были эвакуированы в Казань. Там они и умерли, сначала бабушка, потом дедушка. Очевидно, отец, не имея права жить в самой Казани, приютился неподалеку, в селе Столбище, расположенном в 17 км от города. Отсюда он и был мобилизован, после того, как правительство «смилостивилось» и разрешило своим опальным гражданам смыть кровью никому не ведомую вину.
Что касается батальона аэродромного обслуживания (БАО) – тут на помощь мне, сугубо штатскому человеку, пришли военные историки. «БАО представлял собой отдельную авиационно-техническую часть, предназначенную для непосредственного обеспечения боевых действий одного-двух авиационных полков. В состав БАО входили подразделения связи, метео, зенитного прикрытия, оповещения и связи, аэрофотослужбы.»(генерал-майор авиации Кондиогло А. И.)
«БАО мог в сжатые сроки перемещаться с одного аэродрома на другой и обеспечивать любые авиационные полки – бомбардировочные, штурмовые, истребительные, разведывательные.» (генерал-полковник авиации Закревский А. Н. )
В Перечне войск действующей армии №11, в разделе VI «Дивизионы, батальоны, отряды» я нашла и 911 батальон аэродромного обслуживания. В графе «Период вхождения в Действующую армию» этого БАО значится дата 12.10.1943 года. В военном билете отца отмечено, что он принял военную присягу 7. Х1. 1943 г. Дошел до Германии, демобилизован на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР 10. 03. 1946 года.

В Берлине закончился военный путь и его младшего брата, Михаила Львовича Бароховского. На послевоенном фото (1959 г.) он изображен с супругой, Заирой Иосифовной.

Благодаря хорошему знанию языка идиш, сформированного еще в средние века на базе верхненемецких диалектов, дядя Миша стал на фронте переводчиком.
О значении переводчиков в Великой Отечественной войне очень хорошо сказал писатель Владимир Карпов, Герой Советского Союза, бывший на фронте разведчиком: «…Нам, разведчикам, было бы просто бессмысленно идти на опасную охоту за «языком», если бы мы не были уверены, что опытный переводчик получит от него максимум ценных сведений, тех, что помогут нашему командованию принять правильное решение.»

Мой дядя, в качестве переводчика, помимо допросов пленных, иногда входил в состав разведывательных групп, переводил трофейные документы, перехватывал сообщения по радио на немецком языке и телефонные переговоры противника. После окончания войны Михаил Львович, по словам отца, работал какое-то время в Берлинской комендатуре.
( Продолжение следует )
Любовь Бароховская

 1,112 всего,  3